Кобылка сама по себе тоже еще не есть скрипка. Но в таком случае она вовсе не есть то, чем скрипка отличается от всего прочего, а как раз наоборот, она есть то, чем скрипка не отличается от любого другого предмета. Раз кобылка может существовать вне скрипки и без всякой скрипки, то, поскольку кобылка входит в состав скрипки, необходимо сказать, что этой своей частью скрипка отличается не от какого-нибудь другого предмета, но отличается от себя самой и, наоборот, отождествляется с каким-то другим предметом, который хотя и входит в ее состав, но не есть она сама и по существу чужд ей. И таковы все части, из которых состоит скрипка, то есть таково все то, чем скрипка отличается от всего другого, если основываться только на категории различия.

Ясно, что определение смысла скрипки как того, чем данная скрипка отличается от всех других предметов, таит в себе еще нечто новое в сравнении с категорией различия. В чем же оно заключается? Чего не хватает мне для установления смысла скрипки? Я думаю, не хватает самой скрипки. Перечисляя то, чем скрипка отличается от всяких других вещей, я упустил то, что имеется сама скрипка. И, следовательно, надо искать в скрипке такое, где все ее различествующие элементы были бы ею самою, но не переходили в ее абсолютную самость, не теряли бы сами себя, но сохранялись бы целиком, объединялись так, чтобы образовать слитное и неразличимое единство, однако без утери полученных различий. Если я, перечислив то, чем скрипка отличается от всякой другой вещи, в то же время сумею отождествить это в один и единственный предмет - в скрипку, то я, очевидно, и вскрою то, что называется смыслом скрипки.

Вскрывая смысл моей скрипки, я говорю о различных моментах этой скрипки и о том, как они отождествляются в одно неделимое целое. Без этого тождества скрипка рассыпалась бы в прах, и я уже больше не узнал бы ее и не смог бы зафиксировать ее смысла.

Однако не возникает ли некоторой путаницы при сопоставлении смысла скрипки с ее самостью? Ведь смысл скрипки также есть некая ее, этой скрипки, самость? Чтобы избежать этой путаницы и вместе с тем дать ясный подход к смыслу скрипки, можно сказать так: самость не определяется никакой категорией и никакую категорию не содержит в себе в качестве своей характеристики. И если я возьму самость моей скрипки, эту ее последнюю самость, и представлю ее отличной от всякой другой самости, то это и будет то, что я называю смыслом. Смысл скрипки есть, таким образом, ее самость, отличная от самости всех прочих предметов. В некотором роде смысл скрипки есть ее абсолютная самость, отличная от других самостей. И эта абсолютная самость, данная вне всяких различий, уже вместила в себя эту относительную самость со всеми ее отношениями и отождествлениями, которые ей присущи как таковой.

Нетрудно заметить, что саморазличающаяся самость скрипки и тождество всех ее различий есть, по сути, одно и то же. И там, и здесь центральное место занимают эти вот две категории - тождество и различие, и только в зависимости от точки зрения акцентируется то одна категория, то другая. Обе они как бы витают между запредельной бездной абсолютной самости и сферой вещественности и не дают скрипке ни уйти в бесконечность самособранной точки, ни распылиться в бесконечности бессамостности.

В этом заключено становление скрипки, и из этого я вывожу ее смысл как вещи бессмертной. Конечно, скрипку, которую я сейчас держу в руках, можно уничтожить. Это даже будет довольно легко сделать, раз - и готово. На это всякий способен, хотя оно и не всегда требуется. Я всего лишь утверждаю: становление всякой вещи, и моей скрипки в том числе, возможно только тогда, когда в ней проявлено нечто не-становящееся, жизненно вечное. И в этом смысле моя скрипка бессмертна точно так же, как бессмертна сама человеческая душа.

Пер. А.Лосева.