|
Кассандрион
Юрий Проскуряков
Мифопоэтический уровень
одного стихотворения45
Природа мифа определяет его знаковое устройство. Знаковые представления, связанные с мифом, образуют иерархию символов в пределах метаинварианта. Метаинвариант представляет собой треугольник, вершины которого образованы символами деятеля, среды и атрибута. Развитие мифопоэтического ряда в стихотворении Дилана Томаса A Grief Ago происходит, в частности, за счет немифической эмблематики, совмещаемой с исходными мифическими атрибутами или замещающей их, а также с помощью аллюзий и травестизма. В визуальной модели рассматриваемого текста присутствует инвариант символа мирового дерева (ср. работы В.В.Иванова и В.Н.Топорова). Символ дерева реализуется в тексте через многозначность слов thorn, stem, masted, iron, paddler's, fingerman, bud, rod, hom и др. Все эти слова одновременно реализуют в тексте значение фаллического символа. Подобная трактовка мирового дерева не нова и встречается, скажем, на рисунке из алхимического манускрипта (Bibl. Laurenz., cod, Ashburn, 1166 fol 16v. Наиболее полно инвариант мирового дерева реализуется в строках II строфы: Was who was folded on the rod the aaron/Rose cast to plague.
Здесь rod представляет символ дерева, обвитого змеем (по форме посоха первосвященника), ааrоn - символ змееборца, Rose - текстуальный символ богини Англии (вводимый через эмблему страны). Основным отклонением от инварианта мы считаем организацию визуальных объектов референции, несущих символы, в одной из своих возможных реализаций образующие зрелище, контекстуально означающее грехопадение. Символ женского божества при этом реализуется в текстуально-контекстуальной многозначности следующих компонентов поверхностной структуры текста: she, the fats and flower, hell wind and sea, tower, mail, venus, bowl, chrysalis, leaf, rose, frog.
Соответствующий смысловой фрагмент подвергается ротации, образуя 8 вариантов в пределах двух первых строф. Оставшиеся три строфы стихотворения A Grief Ago дополняют структуру загадки, отгадкой которой является образ мифической богини Англии. Этот образ и связанная с ним группа мифов и являются семантическим стержнем рассматриваемого текста. Выстраивая мифологемы в ряд соответственно времени их возникновения, мы получаем следующие мифопоэтические группы реализации текста (симультанно сосуществующие при восприятии):
а) Античная мифопоэтическая группа. Здесь женское божество представлено Венерой (Афродитой) на уровне реального изображения - утренней звездой, совпавшей визуально с верхушкой корабельной мачты). Структура метафоры masted venus позволяет расслоить античную группу и по пространственному положению символа женского божества провести аналогию с Сиреной (Гомер). Кроме того, перекрытие в культовой семантике Афродиты и Елены (как покровительницы моряков и богини красоты) подкрепляет связи текста с группой мифов о Троянской войне. Античная группа реализуется главным образом в пределах 1-й строфы, вводя в текст темы весны, красоты, любви, ветрености, войн, кары и странствия.
б) Библейская мифопоэтическая группа. Возникает в тексте на фоне античной. Женское божество представлено в этой группе богиней Англией (через эмблему Англии - атрибут богини rose). В многозначности мифологемы женское божество может быть опосредовано образом Евы (on the rod the aaron/rose cast to plague). Что касается символа мужчины, симметричного символу женского божества, то и в античной, и в библейской группах он представлен культурным героем. Рассмотренные ранее в связи с толкованием символа женского божества аналогии позволяют интерпретировать корабль как символ Одиссея. Появление этого героя в контексте, с нашей точки зрения, весьма многозначительно, так как именно в нем заключается символическая сила, оплодотворяющая богиню-Англию. Не упоминая роли Одиссея в Троянской войне, можно указать его послегомеровскую родословную. По отцовской линии он является прапраправнуком Прометея. Сын Прометея Девкалион и жена его Пирра (дочь Пандоры, созданная по указанию Зевса Гефестом для того, чтобы навлечь на человечество несчастья за похищенный Прометеем огонь) - родоначальники людей, как и их сын Хелен, прадед Одиссея, его дед Эол и отец Сизиф; в начале и конце этого рода - различные преступления против богов и людей, за что, впрочем, расплачивались не только сами виновники, но и порожденное ими человечество. Одиссей, в библейской группе Адам, внебрачное дитя Антиклеи, изнасилованной Сизифом накануне ее свадьбы с Лаэртом, олицетворение коварства, насилия и жестокости, становится мужем Елены - Англии, и в ее лице - всей европейской цивилизации. Не случайно поэтому вторая строфа стихотворения завершается апокалиптическим видением Херувима, позволяющим через откровение пророка Иезекииля провести параллели от обстоятельств гибели Иерусалима к закату европейской цивилизации.
D. Thomas
A Grief Ago46
A grief ago
Горе давно
She who was who I hold the fats and flower,
Она, кто был кем владел я, цветок и жирок телес,
Or, water-lammed, from the scythe-sided thorn,
Или увлажненная неотесанным терновым шипом,
Hell wind and sea,
Чертова ветреность и мористость,
A stem cementing wrestled up the tower,
Башня, взорванная цементирующимся корнем,
Rose maid and male,
Роза феминности и маскулинности
Or, masted venus, through the paddler's bowl
Или замачтенная Венера в сосуде гребной уключины,
Sailed up the sun;
Выталкиваемая на гребень солнцем;
Who is my grief,
Кто же ты, горе мое,
A chrysalis unwrimkling on the iron,
Наливающаяся сталью конвульсия куколки,
Wrenched by my fingerman, the leaden bud
Облупленная моим мальчиком-с-пальчиком, налитая свинцом почка,
Shot through the leaf,
Рвущая лист,
Was who was folded on the rod the aaron
Она, кто сгибалась на посохе Аарона
Rose cast to plague,
Розой, брошенной на произвол чумы,
The horn and ball of water on the frog
Рог и шарик влаги в промежности,
Housed in the side
Пристроившийся на краю.
And she who lies,
И она, которая лежит,
Like exodus a chapter from the garden,
Подобно исходу каноников из вертограда,
Brand of the lily's anger on her ring,
Заклейменная гневом лилейным на обручальном пальце,
Tugged through the days
Сцепленная со днями
Her ropes of heritage, the wars of pardon,
Наследственными канатами, войнами извинений
On field and sand
На поле и в пустыне
The Twelve triangles of the cherub wind
Двенадцатью треугольниками дуновения херувима,
Engrawing going.
Прочерчивающая свой след.
Who then is she,
Так кто же она,
She holding me? The people's sea drives on her,
Которая удерживает меня? Море народов кочуют по ней,
Drives out the father from the caesared camp;
Уходя от отца из царственно обустроенного лагеря;
The dens of shape
Берлоги творенья
Shape all of her whelps with the long voice of water,
Формируют все ее выступы долгим гласом воды,
That she I have,
Это и есть она, принадлежащая мне,
The country-handed grave boxed into love,
Могила страны, стиснутая в кулак, бьющий в любовь,
Rise before dark.
Восставшую предо тьмой.
The night is near,
Ночь уже рядом,
A nitric shape that leaps her, time and acid;
Едкая тень перекрывает ее, время и кислота;
I tell her this: before the suncock cast
И я говорю ей: прежде чем гребень солнца забросит
Her bone to fire.
Ее гадальную кость в огонь,
Let her inhale her dead, through seed and solid
Позволь ей вдохнуть свою омертвелость, чрез семени и тверди,
Draw in their seas,
Протяженность в их морях,
So cross her hand with their grave gipsy eyes,
И потому сцепи ей руки с их могильными цыганскими глазами,
And close her fist.
Сложи их как для молитвы.
|
45
Структура текста-81, Институт славяноведения и балканистики АН СССР, Тезисы симпозиума, стр. 160-162.
46
Dylan Thomas "Collected Poems" 1934-1952 London, J.M.Dent &Sones, Ltd, 1953.
Кассандрион:
Теоретические предпосылки
Рабочая гипотеза
Мифопоэтический уровень одного стихотворения
Стили Кассандриона
|
