Евангелие от Иннокентия |
Вместо комментария |
адо смиренно сознаться, что сочинители не создают своих творений из ничего; они могут придать форму бесформенному, но не могут рождать самую сущность. Все изобретения и открытия постоянно напоминают нам о Колумбе и его яйце. Творчество состоит в способности почувствовать возможности темы и в умении сформулировать вызванные ею мысли".
Мери Шелли Уоллстонкрафт, 1. Рождённый с похмелья Первое упоминание имени Иннокентия Марпла, по сведениям автора, относится к 1986 году, когда группа латышских музыкантов, игравшая простую экстремальную музыку с острополитическими текстами (в стиле панк/хардкор), наконец озаботилась выдумать себе название. Инициативную часть ВИА тогда составляли Раймонд Лагимовс по прозвищу Дамбис, Нилс Иле и Марис Швернс, а прочий состав изнурительно менялся. Всего же, по подсчетам Дамбиса, под вывеской IM переиграло человек двадцать. С уходом Нилса в армию ему на смену пришел барабанщик Дидзис Эрра, и (далее - прямая цитата из состоявшейся 11 февраля 1998 г. беседы автора с Дамбисом) "...мы придумали название Inokentijs Marpls и начали играть по-настоящему. Как придумали? Ехали на первый концерт в Лиепаю, немножко похмельные разговоры вели, и Дидзис сказал: "Давай это. Хорошее название". Там еще были версии. Но так пошло. Я сначала думал, что очень глупое название, но оно как-то прилипло, и его уже знали, так что осталось". Для справки: Дамбис (1968) - классик латвийского музыкального экстремизма. Основатель и центральная фигура группы радикального рока Inokentijs Marpls, чьи песни изданы на пластинках и кассетах в Германии, Швейцарии, Швеции и т.д. Уже в 1987-м играл в одном концерте с еще не знаменитым в Европе ди-джеем Westbam. Имеет фэнов в ЮАР и Канаде. Эксперт, координатор и архивариус латвийского андерграунда: с 1993 года выпускает ежегодный информационно-музыкальный сборник "Odekolons". В 2000 году группа IM записала и выпустила первый официальный CD "Speks No Tetiem" ("Сила От Пап"). 2. Друг Джетро Талла Лично с Дамбисом автор познакомился только в 1996 году, напросившись к нему в гости, чтобы сделать большое, на газетную полосу, интервью по случаю 10-летнего юбилея группы. Как известно, большинство газетчиков, за редким исключением, первым делом задают вопрос: "Что означает ваше название?" - "Однажды Дидзиса об этом тоже спросил какой-то журналист, - ответил автору Дамбис, - и Дидзис тогда сказал, что, мол, Иннокентий Марпл был средневековым скрипачом, а мы играем музыку по мотивам его произведений. Журналист так и написал в своей статье". Чуть резче контуры мифа об Иннокентии Марпле обозначились 30 августа 1997 года, когда автор опубликовал рецензию "Энергетический напиток "Одеколон" на очередной дамбисовский сборник в популярной рижской ежедневке "СМ". В частности, чтобы широкому читателю было понятнее, что такое Дамбис, его группа и хардкор вообще, пришлось придумать некую псевдоисторическую аллюзию: "Прообраз Дамбиса - Иннокентий Марпл - жил в позапрошлом веке в Англии и был там скрипачом и собутыльником знаменитого землемера Джетро Талла. Однажды приятели, набравшись медовухи, двинули пешком в Шотландию, как вдруг с Иннокентием приключилась белая горячка. Чтобы отогнать злых духов, он заиграл на скрипке - играл прямо на ходу, сутки, другие, третьи... Уже и струны все поперелопались, а он все шел и играл нечто грохочущее, неистовое и ужасное. Так зародился хардкор, в переводе - "самая суть", или "крутая сердцевина"... Та решительная минута, в которую миф об Иннокентии Марпле обрел стройную систему, выпала на 18 марта 2000 года - с написанием текста "Старая скрипка Иннокентия". Целиком означенный текст состоит из трех субтекстов. Сначала автором была разработана английская версия сказки The Innocent's Old Fiddle - в качестве "первоисточника", полученного как бы при содействии боннского фонда Александра Гумбольдта (фонд реальный и действительно поддерживает подобные исследования). Тут же был сделан русский "перевод", последовательно расходящийся с "оригиналом" - как в части авторского письменного стиля, так и, особенно, в финале истории (читающий на обоих этих языках легко поймет, о чем идет речь). Наконец был написан третий (по факту - открывающий) раздел текста - "Несколько слов к переводу..." - представляющий собой краткое эссе о проблемах переводимости текстов в условиях их многовариантности. Этим эссе автор решал сразу несколько задач. Во-первых, отмечалось, что существует якобы целый корпус текстов об Иннокентии Марпле - и таким образом проект автоматически, по мере "обнаружения" новых текстов, получал посыл к дальнейшему развитию в литературном качестве. Во-вторых, в эссе подчеркивалось, что истории и легенды о Марпле приходят к нам не в первозданном виде, а через века, посредством ряда переписчиков и переводчиков, что не может не оказывать влияния на их "историческую суверенность". Иными словами, отпадает необходимость в строгом историческом реконструировании событий, и автор, не будучи профессиональным британистом, а скорее - таким же "переписчиком", снимает с себя головную боль за любые несоответствия с т. н. историко-культурной реальностью. Что же касается возможных сомнений в подлинности существования самого первоисточника, то они косвенно рассеиваются целым сводом заимствований сюжетных линий из "Старой скрипки..." различными авторами в разные времена - от сказки А.Н.Афанасьева "Солдат и чёрт" и, позднее, "Истории солдата" швейцарского либреттиста-любителя Ш.Ф.Рамуза до примерно "Рип ван Винкля" Вашингтона Ирвинга и далее. Это в-третьих. Ко всему прочему проект "Иннокентий Марпл" относится к концу ХХ - началу XXI века. А раз уж такое происшествие, автору хотелось бы не просто осуществить - средствами литературы, музыки или театра - некий близкий к реальному персонаж, с символической силой отражающий чарующую природу создателя, но и - главное - отнять его у истории. Автор - вслед за К.Леви-Стросом - предлагает рассматривать миф так, как если бы он представлял собой оркестровую партитуру, переписанную несведущим любителем, линейка за линейкой, в виде непрерывной мелодической последовательности. По ходу просмотра пытаясь восстановить первоначальную аранжировку - как всеобщее взаимное отражение, когда каждый объект или действие сопричастны другим объектам или действиям, а любое изображение человека становится его законной частью, одной из форм его бытия. Может быть, истоки проекта "Иннокентий Марпл" - в давнем эпизоде, когда автор, слоняясь по Колхиде, дал прикурить маленькому абхазцу аккурат под той самой скалой, к которой, по преданию, был прикован Прометей. А что нам полубоги? Ну, дал титан человечеству огоньку, потом в честь его назвали трилогию Эсхила и еще какой-то чайник. Собственно, по Эсхилу, Прометей всю дорогу выходит эдаким чванливым революционером: "Ум и сметливость я в них, дотоле глупых, пробудить посмел..." Пожалуй, миф о Прометее - если рассматривать его как один из самых притягательных в культуре ХХ века - более любопытен в том его аспекте, что касается необратимости процессов. И здесь "Прометея-Огненосца" зеркальнее всего отражает другой Прометей - Современный, или, иными словами, Франкенштейн. Для справки: почему-то нигде особо не акцентируется, что знаменитого "Франкенштейна" придумала и пустила гулять по миру и времени 19-летняя девчонка - на спор с лордом Дж.Г.Байроном. То есть девчонка-то была, конечно, дочь известных в Британии философа Годвина и романистки Уоллстонкрафт, выскочившая в 16 лет гражданским браком за поэта П.Б.Шелли. Последний утверждал, будто бы "все стихи прошлого, настоящего и будущего есть фрагменты одного бесконечного стихотворения, принадлежащего всем поэтам земли". Через год после этих слов он утонул близ Специи. Короче, как только девчонка подросла и они наконец-то смогли оформить отношения официально, тут-то и появился "Франкенштейн". Как писала Мери Шелли в предисловии к изданию 1831 года, все имеет начало, но это начало, в свою очередь, к чему-то восходит. Индийцы считали, что мир держится на слоне, но слона они ставили на черепаху. Прилагая основы данной космогонии к "Иннокентию Марплу", допустимо утверждать, что "слоном" проекту послужила ненаписанная история названия латышской музыкальной группы, а "черепахой" - повесть о гомункуле Франкенштейна. Не с точки зрения его морально-этических трансформаций, а в плане игровом - принципиального невозвращения джинна в бутылку. Так вскоре и вышло: игра начала задавать правила сама себе, а Иннокентий Марпл обретал все большую и большую независимость от автора. Следующий текст - "Сообщение D-r.Med. Джорджа Бернгарда Марпла" - датируется 1900 годом, а его появление обозначено 12 апреля 2000 года. Это медицински корректное сообщение, выдержанное в форме письма к другу, о сущности заболевания, последних днях и кончине отца Дж. Б. Марпла - композитора и скрипача Иннокентия Марпла. На первый взгляд, здесь мы сталкиваемся с полной противоположностью идеям "Старой скрипки...": текст насыщен конкретными историческими деталями, имеющими точное отношение к месту (пригород Лондона Сток-Ньюингтон) и времени (октябрь - ноябрь 1849 года) развертывающихся событий. Сам сюжет, впрочем, достаточно скуп: в дом, некогда оставленный на сына, вернулся пожилой (лет шестидесяти) композитор, дабы подлечиться от душевного недомогания. Но не подлечился, а наоборот, окончательно сошел с ума и помер. Указана даже точная дата смерти - 11 ноября. Сын - Джордж Бернгард Марпл, хотя и врач, судя по всему, в то время был больше взволнован устройством личной карьеры. И вот, значит, спустя полвека он (а ему должно быть за восемьдесят) все это по просьбе друга вспоминает и описывает в своем письме. При этом Дж.Б. понимает, что со смертью батюшки все обстояло не так-то просто, и теряется в догадках, отметим - догадках исключительно верных, пытаясь, однако, выстроить свою версию с точки зрения тогдашней медицины. К сожалению, Дж.Б.Марпл не подозревал о существовании "Старой скрипки...", иначе ему многое стало бы понятным - отец же дал ему столько ключей к разгадке! "Мне удалось выяснить, - пишет Дж.Б.Марпл, - что в течение всей болезни его (Иннокентия. - Авт.) донимали фантасмагорические галлюцинации, в которых помраченное сознание отводило ему устойчивую роль сельского скрипача - пьяницы и визионера, жившего несколькими веками ранее и участвовавшего в невероятных с точки зрения здравого смысла событиях и встречах, свободно общавшегося с дьяволом и даже с самим Господом Богом". Да, Иннокентий в "Старой скрипке..." действительно общался с дьяволом. И тот неоднократно пытался подсунуть Марплу некую книгу, которая якобы принесет ему счастье, но ничем хорошим это не закончилось. Что же, в свою очередь, мы читаем в "Сообщении..."? "Почтенный проповедник приветливо помахал нам книгой - полагаю, это была Библия, - отец же, проводив облаченную в черное фигуру пристальным взглядом, вдруг побледнел, покачнулся и внезапно потерял сознание". Сложно ли догадаться, кем на самом деле являлся проповедник Рэббит из "Сообщения..." и какую книгу он всеми правдами и неправдами подсовывал Марплу в "Скрипке..."? Разве не становится ясно, отчего Марпл из "Сообщения..." не брал в руки игральных карт, если знать, что Марпл из "Скрипки..." по наивности, в два хода, продул в подкидного жену, престолонаследие и в итоге очутился фактически у разбитого корыта? Конечно, Сатана, не ограничиваясь галлюцинациями, его в конце концов достал. Не одного Марпла, так другого. Не в позднее Возрождение, так в Новое время. Конечно, Джорджу Бернгарду все это было не объяснить средствами патологической психологии. Потому как медицина мозга сажает две разные личности в одно тело, со своей веточки справедливо полагая, что тело здесь доминантно. По-настоящему именно в этом и заключена проблематика смерти Иннокентия Марпла. "Ничто так не тяготит нас, как наступающий вслед за бурей страшных событий мертвый покой бездействия". Такими словами открывается IX глава "Франкенштейна", и примерно с такой мотивировкой в последних числах апреля автор отправился на ночной концерт Inokentijs Marpls в Клуб студентов Латвийской музыкальной академии. В сущности, лишь ради того, чтобы вручить Дамбису тексты об Иннокентии Марпле и таким нехитрым способом закольцевать движение времени в соответствующем мифе. Безусловно, не будучи записанным уже в этот текст, тот эпизод в ночном клубе имел бы совершенно иной смысл. Но теперь - с самого момента передачи Дамбису текстов (так и хочется написать: "от занявшихся пламенем страниц которых повалил черный дым") проект "Иннокентий Марпл" с неизбежностью начал формировать вокруг себя гипертекстовую реальность. Однажды на вопрос автора "какой миропорядок тебя устроил бы?" Дамбис ответил: "Dieva valstiba. По-русски - Благодать Божия". Вот эта Благодать, значит, и снизошла, спроецировавшись на проект. Уже на следующее утро автор повстречал на улице Калею Владимира Якушонка, беседующим с художницей Айей Зариней вроде как о сущности рая. Идея Зарини заключалась в том, что рай - это изначально данное человеку пространство для обживания, а во всем остальном он сам виноват. Рай же в прямом значении слова - это сад в Эдеме, место обитания первого человека. В Риге даже есть ритуальный оркестр "Сад Эдема", играющий шаманскую музыку на бубнах и варганах. Логично, что с уходом Зарини беседа Якушонка с автором перетекла в более прагматическое русло, вылившись в вопрос: а почему бы "Саду Эдема" не поиграть музыку Иннокентия Марпла? Там же, на Калею, было решено, что выступление могло бы состояться в рамках трансевропейского культурного проекта "Литературный экспресс Европа-2000", отрезок латвийского пути которого курировал как раз Якушонок. (Тусовке с "Евроэкспрессом" в Латвии дали название Post Scriptum.) Для справки: в еженедельнике "Суббота" от 26 февраля 1999 года автор назвал Владимира Якушонка "исследователем и интерпретатором болдерайской среды". Как дети играют в кубики, так Якушонок играет "в домики". Причем его игровая площадка - вся Болдерая. Летом 1997-го Якушонок с женой Сандрой организовали культурно-познавательную акцию "Болдерайский дом" с привлечением всех более-менее подвижных современных художников Латвии и их коллег из Дюссельдорфа: с разрисовыванием зданий, научным семинаром, фотовыставкой, концертом и пр. Ту акцию можно было назвать "исследованием свойств игрового поля". 22 июня 1999 года в бывшем торпедно-ремонтном цехе Даугавгривской крепости (памятник культуры, рег. номер 6606) развернулась акция на голландскую тему под названием "Балласт". Это Владимир и Сандра поиграли в "вояшку наоборот": высадили с корабля "Москва" арт-десант и демилитаризовали объект художественными средствами: инсталляциями, видеопроекцией, гражданско-полевой кухней и перформативной музыкой "Сада Эдема". И вот 29 июня 2000 года они, получается, собирались поиграть "в паровозики": привезти 150 европейских писателей "Литэкспресса" посмотреть Даугавгривский маяк, заброшенные гигантские цеха и еще какие-то древние подземелья. Приблизительно в эти же апрельские дни у Inokentijs Marpls вышел первый за 14 лет студийный альбом, включающий песню "Куклы" ("Lelles") - припанкованный плясовой ска со словами: "Kas tu esi, cilveks vai lelle? Vai tu vari pateikt - es neesmu ta-a-as!.." Лирика данной философской миниатюры послужила основой надгробной речи Джерома Д.Рэббита в "Сообщении Дж.Б.Марпла". А Дамбис соответственно был выведен под фамилией Бойд. Мысль проводить Иннокентия Марпла в последний путь словами Дамбиса неслучайна: автор таким образом подчеркивал, что имя Марпла с этой минуты более не тождественно группе IM, а принадлежит, что ли, кромешной вечности. И потом - кто лучше Шекспира сыграет Тень отца Гамлета? Прощальное слово Дамбиса автор вложил в уста пастора Д.Д.Рэббита, этимология чьего имени также восходит к названию латышской экстремальной группы D.D.Rabbit (или Doom Day Rabbit), с музыкантами которой давно и тесно дружен Дамбис. Бойд происходит от Бэды Достопочтенного, автора "Проповеданной истории народа англов" ("Historia ecclesiastica gentis Anglorum"). Помимо дамбисовских "Кукол" в надгробной речи использована цитата из Второго послания св. апостола Павла к фессалоникийцам и стилизованный фрагмент текста из заключительного эпизода компьютерной "стрелялки" Doom II - что-то об отворившейся тайной двери и адской грибнице на подошвах. Кстати об адской грибнице. По распространенному мнению, ад - это универсальное понятие, выражающее одно из представлений о месте посмертного пребывания человека. Помимо покойников в ад иногда бывают допущены также колдуны. В традиции некоторых северных народов ад называется "нижним миром", а колдуны - шаманами. На эти темы автор однажды (в ночь с 31 июля на 1 августа 1998 года в клубе Bimini) долго беседовал с Валерием Шеппертом, основателем и лидером арт-группы Popolznowenje, называющим себя шаманом. "Андерграунд, - говорил в ту ночь Шепперт, - слово старое, я имею в виду какие-то события в нижнем слое, в underworld, скажем. Это подземный мир. Шаман вхож в подземный мир. Например, Джим Моррисон занимался шаманизмом. Ну, скажем так, увлекался. Обычная судьба таких людей... Они горят, все отдают, у них рвется сердце. Они просто не у жизни, они вибрируют... Моррисон не был просветленным человеком, он был шаманом, который плохо кончил. Я не могу его судить, потому что Америка - это же не подарок, это вообще хер знает что. Главное - чтобы каждый занимался делом и помнил, что все мы едины. Все мы едины перед этой землей, какие бы костюмы мы ни носили и какие убеждения ни исповедовали. Popolznowenje - это всегда был некий прорыв, поиск, эксперимент с собственным сознанием. И как бы выражением этого через работу. И поиск дальше, через работу. Раньше это было менее осознанным. Я больше не люблю культуру, я не могу слушать, скажем, рок, почти не могу - не вижу в этом смысла. Все равно вся культура (наверное, это легко понять) проистекает из шаманизма. Сначала в племенах для выживания существовали шаманы, которые, ухая на барабанах, входили в особое состояние - каким-то образом они это нащупали, наверное, сверху пришло. Происходило выплясывание животного силы, выплясывание духа-хранителя пациента (больного), нахождение и доставка его для излечения. Шаман выполнял много социальных функций и принимал активное участие в жизни племени. То, что мы сейчас слушаем, видим и воспроизводим сами - это как бы вторичный продукт... Отражение нашего культурного восприятия через полностью засоренный эфир нашего, как бы это сказать, астрального сознания, что ли, если позволите мне так выразиться. Я всегда каким-то подспудным образом стремился к познанию - в доступных мне размерах, так сказать, и для меня это есть лишь еще один эксперимент". В 1991-м Шепперт уехал из Риги в Амстердам, где и живет по сей день. А "Поползновение"... "В "Поползновении" было несколько этапов, - отметил Шепперт семь лет спустя, приехав в Ригу погостить, - от яростного пробивания сквозь призму своего амбициоза, эгоцентризма, надрывности до перехода в устойчивый психиатрический маразм. Но это было необходимо для выживания". Летом 1999-го, крепко разругавшись с виртуальным лидером по электронной почте, Popolznowenje отделило себя от противоречивой головы и с тех пор изредка выступает под именем "Сад Эдема". В середине мая 2000 года в ходе рабочей встречи автора с шаманами "Сада..." было решено пообщаться с Иннокентием (через духа-посредника) в одном из заброшенных индустриальных зданий близ Даугавгривского маяка. Для справки: нынешний 35-метровый Даугавгривский маяк построен в 1957 году. Первая карта, на которой он был отмечен, датирована аж 1536 годом. Маяк упомянут и в Переписи российских маяков 1721 года. В 1812-м, в предвкушении прихода в Латвию войск Наполеона, между Даугавгривским маяком и рижским Домским собором соорудили семафорную линию. А Наполеон не пришел. В 1854-м балтийский маяк пострадал от Крымской войны - его деревянную часть предусмотрительно снесли, а в цокольной установили пушки. Но турки тоже не пришли. В 1857-м башню восстановили. В 1862-м - снесли. В 1863-м отстроили чугунную. В 1915-м ее взорвали. В 1921-м построили железобетонную. В 1944-м ее взорвали немцы. В 1945-м советская власть возвела дощатую времянку, потом ее опять же снесли, а в 57-м на этом месте поставили железобетонную трубу. Вся жизнь маяка прошла, так сказать, наглядно в проблесковом режиме. И вот когда все, казалось бы, утихомирилось, на маяке решили сыграть 4-ю симфонию Иманта Калниньша. К "Литературному экспрессу" эту цистерну прицепило латвийское писательское чиновничество - с целью преподнести просвещенным гостям ("Экспресс" освещают крупнейшие медиа Европы) нечто поcовременнее классических янтарных варежек. Как в старом детском эксперименте: подманить на улице любопытную кошку, прицепить ей к хвосту консервную банку с надписью "P.S." и наблюдать дальнейшую пантомиму под конкретные звуки. То есть, мягко говоря, симфония, написанная еще в советское время, в 1973 году, по нынешним понятиям неактуальна. Конечно, интересно, что Калниньша тогда гоняли за всякую волосатую джинсоту в музыке. А теперь он сам - депутат Сейма Латвийской Республики (по-прежнему в джинсоте) и сам кого хочет гоняет. Вот и вся разница. По модулю брать, так и вообще никакой. Для справки: Имант Калниньш - виднейшая фигура в современной латышской академической музыке. Благо симфонистов в Латвии - раз, два и обчелся. Калниньш широко известен и как один из зачинателей т.н. "серьезного латвийского рока", или симфорока, за что был неоднократно прищемляем цензурой. Но поскольку он же - автор опер, ораторий, оперетт и симфоний, Калниньшу дали народного ЛССР и теперь даже проводят регулярные Дни его имени. Надо признать, 4.simfonija уже довольно долгое время навязчиво преследует Иннокентия Марпла. Точнее, первое время - Дамбиса, его музыкальный сборник. Несколько позже - автора, еще не до конца разделенного ни с Дамбисом, ни с Иннокентием Марплом. Еще надо признать, что автор по жизни не склонен впадать в мистический экстаз, вдруг выяснив, что номер его квартиры совпадает с номером почтового ящика. То есть сюжет завязался обыкновенно. В июле 1998 года почти одновременно вышли дамбисовский "Odekolons" и 4.simfonija Калниньша. Поскольку симфония живого латышского композитора впервые в мировой истории была выпущена в CD-формате на родине героя, автор - из ложно понятого чувства долга - отправился в Сейм, чтобы спросить у виновника этого дела: "Что там все-таки было в этой запрещенной вокальной части, за что ее запретили в 73-м?" - Абсолютно не знаю, - пожал плечами Калниньш. - Просто идиотизм, по-моему. Это был лирический цикл о первой любви, импрессии, маленькие такие стихотворения. Их еще в юности написала одна американская поэтесса, с которой я в то время дружил. И сегодня эта история звучит так странно... Сплошной идиотизм. В министерстве культуры тогда просто сказали: "Если вы хотите, чтоб вашу симфонию играли, уберите эти слова". Слова убрали, и в безголосом виде произведение вышло на "Мелодии". В целом симфония - продукт для потребителей не столько Малера или какого там Пендерецкого, сколько Калниньша персонально. Построена она на универсальных, проверенных временем принципах композиции, в меру романтична, в меру пафосна, интонационный язык - прост. Драматургия andante tranquillo опосредована наличием бас-гитары и ударной установки для рок-группы. На CD в финале (moderato rubato), более четверти века назад купированном Советами, сегодня солирует американка Патти Коэнауэ с Бродвея. Правда торжествует, истина посрамлена. Примерно в таких выражениях автор описал Калниньша для газеты "Час". И - как бы для равновесия - другой ногой отрецензировал дамбисовский "Odekolons 97/98". Обе рецензии показались на тот момент актуальными, и их заверстали рядышком, в аккуратную линеечку осередь полосы - под рубрикой типа "Достояние республики". На другой день Калниньш прислал автору по электронной почте записку следующего содержания (почему-то на английском): "Мой дорогой новый друг! Наше сотрудничество во время недавней встречи оказалось столь плодотворным и произвело на меня настолько позитивное впечатление, что я надеюсь в дальнейшем и впредь..." И ведь насчет "впредь" - как в воду глядел. Спустя месяц симфония и "Одеколон" встретились в полиэтиленовом пакете автора. Автор заскочил к Дамбису забрать означенную кассету с дальней целью ее кому-нибудь потом презентовать. И в тот же день по служебным надобностям оказался в офисе продюсерской группы Remix: в России случился экономический обвал, и было интересно узнать, как он зацепит латвийский шоу-бизнес. "Кстати, - сказал напоследок Айвар Херманис, глава Remix, протягивая автору 4-ю симфонию, - у вас уже есть этот компакт? Возьмите, я все ж таки был продюсером записи..." Очередная история выглядела еще более дико. В сентябре 1999 года километрах в 50 от Валмиеры водитель N. тормознул свой Peugeot попить у бензоколонки. Автор также выскребся из салона - прикупить в одинокой сельской лавочке какой-нибудь пепси-колы. Колой, однако, лавочка не торговала. Предлагаемый ею ассортимент был столь скуден и нелеп (три подержанные покрышки Michelin для джипа, набор инсектицидов в 10-килограммовой расфасовке, новые грабли без рукояток и немного сухих продуктов), что запросто составил бы конкуренцию хламу, присланному в посылках составителю "Хазарского словаря" доктору Абу Кабиру Муавии (седло для верблюда, женское платье с колокольчиками вместо пуговиц, железная клетка, в которой людей держат подвешенными под потолком, два зеркала, одно из которых несколько запаздывало, а другое было разбито и т. д.). Кроме запаздывающих грабель, в лавочке еще были выставлены 1 (одна) компакт-кассета и 1 (один) компакт-диск. Догадайтесь с 1 (одного) раза, что на них было записано. Весной 2000 года "Одеколон" и симфония Калниньша вновь обнаружились вместе - на стенде музыкального отдела рижского центрального универмага, на расстоянии полуметра друг от друга. Оставалось переместить симфонию непосредственно к "Одеколону", чтобы так, бок о бок, они простояли еще несколько дней - покуда не раскупили весь "Одеколон". А через несколько недель выяснилось, что проект "Иннокентий Марпл" и 4-я симфония будут озвучены в один и тот же день на даугавгривской акции Post Scriptum. Причем визуальный образ Марпла олицетворит не кто иной, как Дамбис, а симфонические импрессии, как смогут, передадут ученики Рижской школы пантомимы. Вот вам и кошка. Вот вам и консервная банка. Другой текст - продолжение. |