"В конце XIX столетия Болдерая
сформировалась в аванпорт Риги".

И тут пришли бабы с лопатами

Болдерая расположена в точности между Болгарией и Боливией. Так написано в Русско-латышском словаре (Р., "Авотс", 1988) на стр. 585. Другой, не менее серьезный справочник - энциклопедия "Рига", стр. 197, - без тени иронии утверждает, что именно в Болдерае помещается Рижская Сахара - полоса дюн шириной 1,5 км. Еще в 20-е - 30-е гг. груды тамошнего песка, гонимые ветром, двигались вглубь материка, не иначе как с целью устроить на месте прогрессирующей (в индустриальном смысле) столицы скромный курган. Но тут пришли бабы с лопатами (исторический факт), сровняли песок с землей, насадили кругом кустов и деревьев, и с тех пор экспорт болдерайских дюн в Ригу происходит экстрактно - в виде силикатного кирпича.

Рига же, в порядке обмена окружающей средой, экспортирует в бывший рыбацкий поселок дешевую салаку и кошек, чтобы эту салаку есть.

Две красненьких и шесть пива. Болдерайские морячки гуляют

Тут же, близ устья Даугавы, слева, находится край латвийского материка. Если встать спиной к Риге, то дальше будет только Рижский залив, переходящий в кляксу Балтийского моря. Здесь, выбросив за окно пустую бутылку, можно угодить в Мировой океан. Впрочем, выход Болдераи к морю преграждают три острова: на северо-западе - Буллю, на юго-востоке - Русский остров, а на севере во второй половине XIX века постепенно обнажился треугольник Островка любви, обособившись от Болдераи Лоцманским каналом.

У островка есть романтическая история. Как только он обнажился, солдаты из Даугавгривской крепости (соседний о.Буллю) нарыли в нем землянок и там назначали свидания дочерям болдерайских рыбаков. Надо полагать, немалая часть коренного населения Болдераи вышла из недр Островка любви.

Исторический домик шведа Крастиньша

Ну, в Болдераю по-разному приходят. Один швед, например, забрел сюда прямо из Швеции, по льду (дело было больше ста лет назад), поставил на берегу реки ладный домик из корабельных досок и принялся в нем жить. За подлинность досок автор ручается, сам видел: сучки в них нарочно высверлены, а дыры заткнуты конусообразными затычками острием внутрь - чтобы морская вода не выбила. Вскоре местные нарекли прибрежную стоянку словом "Красти", а самого шведа - Крастиньшем. Считается, что все болдерайские Крастиньши - более или менее прямые потомки этого пришельца из Скандинавии.

А в домике шведа Крастиньша теперь живет исследователь и интерпретатор здешних мест Володя Якушонок, который, кстати, и подбросил автору фишку про Мировой океан.

Первый болдерайский авианосец держит курс на аванпорт

Летом 1997 года Якушонок придумал собрать в Болдерае самых именитых творцов современного латвийского искусства - Айю Зариню, Олега Тиллбергса, Хардия Лединьша и других - чтобы устроить масштабную акцию "Дом в Болдерае". С разрисовыванием зданий, выставками, инсталляциями, научным семинаром и Якушонком, скачущим из окна в окно собственного дома в поисках какой-то высокохудожественной железяки на глазах у двух офонаревших фрау, специально прилетевших в Болдераю из Дюссельдорфа со своим перформансом. Нашли куда везти.

Между всеми этими занятными занятиями случилось одно чисто болдерайское происшествие. Художник Кирилл Пантелеев инсталлировал в огороженном ленточками пространстве здоровенную бутыль с водой и нарисованным на стекле окошком. А сам спрятался ждать злых прохожих людей, которые, по задумке художника, разобьют его экологическую модельку камнем. Но объект не разбили, а наоборот, незаметно для автора сперли целиком в темное время суток - предположительно из самогонных побуждений.

Даугавгривский маяк. В 1944-м его взорвали немцы

Пока мы с Якушонком хохотали над этой историей, в дом вошли мокрые люди и уселись пить чай под лампой. Один из них представился Юрой Ефременковым - в годы II мировой его папа, будучи старшим помощником капитана Маринеско, знаменитейшего впоследствии диссидента, успешно пускал ко дну вражеские корабли. Естественно, подвиги Ефременкова-старшего так или иначе отражены в исторических источниках.

Ефременков же сын свои подвиги совершает, пока история спит и не видит самого интересного. Потому как, во-первых, Юра занимается ровно тем же самым, что и отец, только в обратном порядке - вынимает из воды ненужные затопленные суда. Во-вторых, делает он это при помощи обыкновенного садового насоса. "Высчитал подходящий отсек, загерметизировал его, выкачал насосом воду, глядь - посудина уже на поверхности". В-третьих, Юра распиливает корабль на части и транспортирует их на туристической резиновой лодке. В лодку он предусмотрительно не садится, идет берегом - "чтобы отметить место, где лодка затонет".

Однажды к нему в гости пришли два настоящих тибетских римпочхе. Святые буддийские отцы в ниспадающих красных одеждах что-то слышали о Юриной коллекции янтаря, вот и зашли посмотреть. Один римпочхе, пользуясь случаем, сел у дома на газон - помедитировать в хорошем месте. Живет Юра на Силикатке, посреди обычных многоквартирных пятиэтажек, и на всякого болдерайца здесь довольно простоты.

А уже пора вносить гроб на корабль

Когда-то в Болдерае был даже свой Харон - перевозчик мертвых за умеренную плату на противоположный берег, в Вецмилгравис (почему-то среди болдерайцев считалось престижным хорониться на тамошнем кладбище). Как-то раз одному покойному рыбаку потребовалось перебраться на вецмилгравский берег. Народ на поминках собрался опять-таки простой, болдерайский, и понятно, что все напились по-страшному. А уже пора вносить гроб на корабль. Причал при этом как-то странно пошатывается, и покойника случайно опускают мимо. И гроб плывет куда надо своим ходом. Священник, внезапно оказавшийся в абсурдной ситуации, вдруг разражается гомерическим смехом и - что ему Гекуба? - хлопает Библией по колену. Сын рыбака сталкивает незадачливых носильщиков в воду, кто-то в толкотне падает сам, и постепенно вблизи покойника снова накапливаются провожающие, только теперь всем уже почему-то дико весело.

К этому времени на левом берегу уже пролегали и хрестоматийная Первая Российская Гражданская Телеграфная Линия Болдерая-Рига (1852), и знаменитая Болдерайская Железная Дорога (1873). Один конец дороги упирался в порт, к другому пришлось приделать Первый Рижский Железнодорожный Мост. К мосту пристроили Центральный колхозный рынок, спроектированный архитектором Дрейманисом почти одновременно со зданием нынешней болдерайской школы на Миглас, 9, в которой позже учился Первый Болдерайский Космонавт Анатолий Соловьев. В общем, это такое Макондо, случайно разминувшееся со своим Маркесом.

Пейзаж с мостом и яхтенным ангаром

В 1924 году Рига - на правах административного магнита - присоединила Болдераю к себе и теперь смотрит на нее со снисходительным превосходством, как паровоз на Анну Каренину. 75 лет - юбилей не совсем круглый, наподобие праздничного торта с откушенной четвертью, да и Рига за эти годы не особо приблизилась (17 км посуху и 12 по воде), разве что общественно-транспортное сообщение сократилось - запретили железную дорогу.

Что до болдерайского духа, то, в отличие от той же Риги, которой нужно быть столицей и поддерживать правдоподобие жизненных форм избытком газет, для Болдераи естественна правда жизни как она есть: из окна аккуратного домика на Стурманю, где в начале века размещалась первая и последняя болдерайская типография, печатавшая листок "Красный Болдераец", доносится устойчивый запах жареной салаки. Это вот и есть болдерайский цайтгайст, здешний дух времени.

Д.С.
Февраль 1999 г.

Фотографии 20-30-х гг. из архива Владимира Якушонка.